во главу 10 многоглавое содержание

Глава 11
О том, как Сажа попал в историю

ронические умники долго мыкались в поисках истины, пока кто-то из них не обнаружил её под собственным носом. И тогда он сообщил: "Истина заключается в вине!" Лично я с ним легко согласился. Но другие - из тех, что не знают меры - сразу полезли в бутылку: если, мол, истина заключается в вине, то в чем же заключается сама вина? Более или менее ясный ответ дал на это грач Сажа:
— Вина заключается в равнодушии! Бойтесь равнодушных! С их молчаливого согласия бодливые козы лишают нас крова над головой и делают...
— Обескровленными, — подсказал Валерьян.
— ...Делают беженцами! — грач повысил голос. — Но правосудие всё видит! И скоро наступит час...
— Два часа, — снова встрял доктор. — Скоро уже два пополудни.
Он указал на короткую тень, выбегавшую из-под палочки от солнечных часов. Этими часами Валерьян пользовался во время приёма посетителей. Чтобы не пропустить время приёма валерьянки. И почему-то считал их песочными. Наверное, потому что палочка втыкалась в песок.
— Ты что?! Хочешь меня перебить?! — грач взвился над "Смотровой." — Ладно! Только имей ввиду, что всех не перебьёшь!
Когда Брысь, играючи, боднула Сажино ведро, у того малость "поехала крыша". В смысле, само ведро. А грач был внутри. И, видимо, на него это сильно подействовало.
— Нет правды на земле! — сетовал грач, обустраивая новое гнездо в лесной чаще на высоченной сосне.
Днём раньше Лёва закончил работы по созданию МС-1. Так именовался его первый астролёт. Сокращённо от Морской свинки. Чтобы пробный запуск не причинил ущерба окружающей среде, Лёва нарочно перенёс испытания в самые дебри леса.
— Но правды нет и выше! — воскликнул грач, когда взрывная волна разметала его гнездо.
Тут-то он и решил вообще отказаться от всякой жилплощади.
"Отныне я узник совести! — сказал себе грач. — И пусть это будет моё добровольное заключение!". Но заключение медицины было совсем иного рода.
— Белены он, что ли, объелся?! — спросила Ехидна после того, как Сажа обозвал её "грубой материалисткой".
А она всего лишь красила на берегу материал. И всего лишь заглянула в "Смотровую" за пузырьком зелёнки.
— Горло дерёт, — объяснил доктор, выдавая ей пузырёк. — Простыл наверное. Если горло дерёт, лучше солью полоскать. Или грачишники поставить.
Он, разумеется, имел ввиду горчичники.
Зелёнку Ехидна разводила в корыте под пристальным наблюдением козы. Брысь пряталась в камышах, задумчиво покусывая сухой стебелёк. Внезапно она покинула свой наблюдательный пункт и скрылась в неизвестном направлении.
А грача по старой памяти занесло на огород.
Но только грач успел подцепить аппетитную гусеницу, как перед ним вырос Афрозаяц.
— Сюрприз! — бодро возвестил заяц.
На голове у него красовалась ушанка. Вернее, бескозырка. Заяц снял бескозырку с огородного чучела и проделал в ней отверстия для ушей. Одет он был в пятнистую маскировочную форму. А под мышкой сжимал короткоствольное ружьё. Ружьё заяц приобрёл у совы. Сплюшка, правда, об этом ещё не знала. Поскольку принимала участие в разбойничьей сходке на какой-то Лысой горе.
— Зелёный патруль, — прочитал Сажа надпись на груди у новоиспечённого сторожа. — Зелёный значит? Понятно. Молокосос, одним словом.
— У меня есть для тебя две новости, — сказал Афрозаяц, задетый за живое. — Плохая и хорошая. Ты сперва какую хочешь услышать?
— Любую! — насмешливо отозвался грач. — Что-то скучно стало без новостей! Никто чужую капусту не ворует, никто с камнем на шее в реку не прыгает, а главное, понимаешь, совсем поджигатели исчезли!
— Тогда слушай прежде хорошую, — заяц взвёл оба курка. — Если ты уберёшься с грядки, то я разрешу тебе сидеть на заборе.
Прикинув свои шансы, грач понял, что они приблизительно равняются нулю. И взлетел на забор.
— Ладно! — сказал он. — Будущее покажет! А оно, как известно, за нами!
И действительно, за его спиной Афрозаяц разглядел на горизонте маленькую точку, которая быстро увеличилась до размеров совы. Вернувшись в дупло, Сплюшка мигом заметила пропажу ружья и догадалась, кто у неё побывал.
— Ты покойник! — прохрипела сова, падая на грядку.
— А ты — ворона, — не остался в долгу Афрозаяц.
— Кого?! — Сплюшка стала озираться по сторонам.
— Ты, ты! — подтвердил заяц. — Про басню слыхала?!
— Кого?! — взгляд совы затуманился.
"Ну давай! — мысленно подстегнул Сплюшку грач. — Всыпь ему горячих! Правосудие всё спишет!"
— Ворона к старости слаба глазами стала, — начал декламировать Афрозаяц. — А дальше там в стихах. Тебе не понять. Я лучше про Золушку расскажу.
— Хр-р! Хр-р! — уронив голову на грудь, ответила Сплюшка.
— Значит, пригласил как-то принц эту Золушку на тур вальса, — заяц присел на бочку с капустой и положил ружьё на колени. — И слетел у неё, значит, с ноги башмачок. Вроде, как бы, случайно. "Давай, — говорит принц, — я тебя обую." "Сначала замуж возьми, — отвечает Золушка. — А потом я тебя сама обую". И знаешь в чём соль?
Афрозаяц похлопал по ружью. Только всё же зря. Всё же он плохо владел ещё огнестрельным оружием. Грянул выстрел, и заряд соли смёл с забора оторопевшего грача.
— Ничего личного! — успел крикнуть Афрозаяц, ныряя в погреб. Сова проснулась и уставилась на ружьё, брошенное зайцем после халатного обращения. Сплюшка соображала, каким ветром её занесло на огород. Провалы в памяти иной раз ещё давали о себе знать. "Скорее всего — западным, — угадала сова. — Западный дует скорее всего". Она сделала вывод, что заснула, возвращаясь с Лысой горы и, таким образом, совершила перелёт.
— Как-будто я замуж вышла! — Сплюшка, зевая, подобрала ружьё. — Как-будто за Афрозайца! Тьфу! Приснится же на ночь глядя!
Она снялась с грядки и улетела в лес.
Между тем, её "благоверный" скатился по ступенькам на дно погреба, чуть не сбив при этом с ног Морскую свинку. Свинка бродила вдоль стеллажей и считала баночки с вареньем. — Ты варенье брал? — спросила она зайца.
— Ну и ну! Бах! Прямо, как на фронте! — заяц поёжился. — Что? Нет. Я сладкого не ем.
Вообще-то, свинка спросила машинально. Афрозаяц трудился на совесть, охраняя её добро почти как собственное. Но двух-то банок не хватало. И Морская свинка взялась пересчитывать заново. На самом же деле, косвенной причиной пропажи варенья послужило загадочное исчезновение козы.
Накануне Брысь и мышонок слегка повздорили. А впрочем, как сказала Ехидна про Афрозайца: "На всякий роток не натянешь порток". Если не я, то кто-нибудь ещё все равно проболтается. Другими словами, коза устроила Серафиму настоящий скандал. Она давно уже ревновала мышонка к Вау.
— Вау сделала то! Вау сказала это! — бушевала коза. — Ах, какой у неё хвост! Ах, как она ходит! Где моя закуска?! Закуска где, я спрашиваю?!
Мышонок только растерянно хлопал глазами. Брысь, наконец, разыскала резиновую грушу, засунула её в рот и отвернулась к стене. А с утра она исчезла. Серафим, было, подумал, что коза играет со страусом в гараже, но её не оказалось и там. Лёва, покрытый толстым слоем копоти, выпрямлял на верстаке искорёженные детали астролёта.
— А где коза? — спросил мышонок с порога.
— Чего?! — продолжая орудовать молотком, Лёва глянул на Серафима.
— Где коза?! — прокричал мышонок.
— Ш-ш-ш! — страус подул на ушибленное крыло. — Система охлаждения подвела! Перегрелась после старта!
— А где коза? — спросил Серафим, пользуясь минутой затишья.
— Дома, — страус взялся за гаечный ключ. — Я хотел её в космос запустить. Представляешь?! Первая коза в космосе! Но она сказала, что ты её и так уже запустил. И без космоса.
Зная характер своей козы, Серафим бросился к Вау.
Вау же меньше всего думала о том, какие страсти кипели вокруг её имени. Она сидела в кресле и наблюдала за действиями Ленивки. Ленивка разливал кофе в две маленькие фарфоровые чашки. Когда Вау впервые попросила разлить кофе, долгопят просто опрокинул кофейник на пол.
— Ленивка, — сказала Вау, — ты всё понимаешь слишком дословно.
— Ага! — подхватил долгопят. — Ещё до того, как сказано! Я всё ещё вперёд понимаю!
Он восхищался своей новой хозяйкой. Стараясь ей всячески угодить, он даже шёл на прямое нарушение обязанностей долгопята. То есть принимал посильное участие в домоводстве.
И теперь Вау сидела и наблюдала, как переливается кофе через край фарфоровой чашки, пока Ленивка, открыв рот, наблюдал, как переливаются янтарные бусы на шее у Вау.
— Повторение, — с лёгкой иронией заметила Вау, — в каком-то смысле, конечно, мать учения. Но!...
Она взяла красноречивую паузу.
— Ой! — Ленивка отставил кофейник и промокнул чёрную лужицу бархатной подушкой для иголок. — Кофейник течёт!
— Но, — закончила Вау свою мысль, — вряд ли можно чему-то научиться, без конца повторяя одни и те же ошибки!
— Точно! — Ленивка засунул палец в носик серебряного кофейника. — Вот, где дырка взялась!
— И кота совсем не обязательно передразнивать, — Вау строго посмотрела на Ленивку.
Тот сделал вид, что занят починкой носика. Появление Серафима избавило кофейник от участи других предметов, которые долгопят уже "отремонтировал".
— Коза пропала! — задыхаясь, выпалил мышонок.
— В каком смысле? — нахмурилась Вау.
Серафим сбивчиво поведал историю загадочного исчезновения козы.
— У неё приметы особые имеются? — спросил долгопят.
Вау достала из-под кресла корзину. Корзину доктору пришлось оставить у неё вместе с долгопятом. Ленивка заявил, что в общественном транспорте его укачивает. А ему надо ездить за продуктами.
— Какие ещё приметы? — изумился мышонок.
— Ну, если кофейник течёт, — пояснил долгопят, забираясь в корзину, — то это к прогулке. У меня такая примета особая. Может коза тоже гулять пошла?
Вау подхватила корзину с Ленивкой и отправилась на место происшествия. По пути мышонок рассказал ей, как они с козой повздорили. Но причину размолвки он почему-то утаил.
Во дворе у Серафима Вау почти не задержалась. Она внимательно осмотрела следы, глубоко втянула в себя свежий осенний воздух и направилась в сторону огорода.
Долгопят и мышонок не отставали от неё ни на шаг. Но, если Серафиму для этого приходилось выбиваться из сил, то Ленивка преспокойно дремал в корзине.
При виде Вау Афрозаяц вытянулся по стойке смирно и взял ружьё "на караул". В основном для того, чтобы его продемонстрировать.
— Где свинка? — коротко спросила Вау.
— В погребе! — доложил заяц. — За время службы происшествий не имею! Рядовой Афрозаяц из "Красной книги"! В других списках не значится!
Вау кивнула и спустилась в погреб. Серафим последовал за ней. Морская свинка, перебирая картофель, выслушала относящиеся к розыску вопросы.
— Швартовалась, — подтвердила она. — За луковой шелухой приходила. Если надо, могу и вам отсыпать.
Вау вежливо отклонила предложение. А Серафиму и вовсе было не до того.
— Это у тебя варенье? — деловито поинтересовался Ленивка, выглядывая из корзины.
— Клубничное, — Морская свинка отвернулась, всем своим видом показывая, что она считает визит законченным.
— Ну что ж, — сказала Вау, покидая погреб. — Кажется, я знаю, где искать эту козу.
Когда Вау и мышонок пожаловали в мастерскую "Ехидна и сыновья", работа над переменой облика ревнивой козы близилась к завершению.
Брысь нетерпеливо топталась на месте, распространяя вокруг удушливый запах лука.
— Не вертись! — ворчала Ехидна, окуная кисточку в золотистый краситель, заваренный из луковой шелухи.
— А всё-таки она вертится! — заметил Отшельник, раскачиваясь на вешалке.
— Надо же! — фыркнула Ехидна. — Какое открытие!
Вау и Серафим, поражённые видом рыжей козы, молча стояли в дверях.
— Я тоже кое-что открыл! — долгопят вылез из корзины и всем предъявил пустую банку.
Мордочка его была выпачкана в клубничном варенье.
— Хорош! — вздохнула Вау. — Нечего сказать!
— А я хороша?! — спросила Брысь, поворачиваясь свежеокрашенными боками. — Я лучше Вау?!
— Ты — лучше всех! — Серафим бросился ей на шею.
Вечером, пока Лёва и Брысь играли в шашки, мышонок налил в стаканы свежее молоко и поставил на стол полную салатницу душистого сена.
— Надо ей на шею колокольчик повесить, — делая очередной ход, сказал страус.
— А ромашку не хочешь?! — коза съела Лёвину дамку и облизнулась.
— Эй! — запротестовал страус.— В шашках по-другому едят!
— Она цветов не любит, — пояснил Серафим.
— Или велосипедный звонок, — предложил Лёва. — Пусть звонит, когда задерживается.
— Правильно, — согласился мышонок. — Если бы не Вау...
Но коза так на него посмотрела, что Серафим счёл за лучшее оставить свои мысли при себе.
Что касается упомянутой Вау, то она сидела в кресле у выхода из пещеры и, невольно прислушиваясь к тому, как по соседству ссорятся Ехидна с Отшельником, размышляла о природе вещей.
— Ах так?! — шипел Отшельник. — По-твоему, я редко меняю кожу?! Ну тогда я с тобой не разговариваю!
"Только в мире вещей, — думала Вау, — молчание является бесспорным знаком согласия".
— Семь банок, восемь банок, девять банок, — доносилось из глубины пещеры бормотание Ленивки.
Он, чтобы скорее уснуть, считал вслух банки с вареньем. После употребления сладкого, долгопята сильно мучила жажда. И он выдул прямо из носика весь остывший кофе. Потому-то Ленивке и не спалось.
Но, за всеми этими "молочными" и "кофейными" перипетиями, я как-то забыл рассказать про Сажу.
После несчастного случая на огороде, грач прилетел к доктору. Валерьян сидел на корточках и тщательно изучал карту. На данной карте Сплюшка отметила когда-то местонахождение своего сундука. Только сундука там уже давно не было. Сундук уже давно стоял в "Смотровой".
— Это что? — спросил грач без особого интереса.
— Карта, — пояснил доктор. — Ми-се-цинская. На сову. Я такие хочу на всех завести.
— Чернильная душа! — буркнул Сажа. — Лучше крыло перевяжи!
— Стукнулся? — Валерьян достал из кармана бинт.
— Да так, — неохотно ответил грач. — Попал в одну историю. Прямо из "Смотровой" Сажа отправился искать стоящее место для грачевника. Он понял, что правосудие слепо. Правильно его в древности изображали с завязанными глазами. "А это значит, — подумал грач, — что никакого будущего за нами нет". Лично я с ним легко согласился. Ибо в точности знаю, что будущее ожидает нас где-то впереди.

 

во главу 10 многоглавое содержание